— Двадцать лет! — Она бледнеет. — Нет, уж лучше смерть!

— …Это если им все остальное неизвестно, — продолжаю, — но раз они за нами следят, возможно, знают и про другие наши дела. А когда возьмут, начнут копать, и тогда уже ни за что нельзя поручиться. Может, как раз преподнесут столь желанную тебе смертную казнь, — смеюсь.

— Перестань! — шипит. — Нашел время шутить. Скажи лучше, что делать. Не может быть, чтобы ты не придумал! Ну, Рокко!

— Да есть у меня одна идея, — говорю задумчиво, — экспромт, так сказать. Но не подготовлены мы, не имеем тренировки в этом новом деле, а потом, не все еще обдумал.

— Ну что, что? — торопит. — Раз задумал, значит, все будет в порядке. Я в тебя, Рокко, как в бога, верю. А насчет подготовки не беспокойся — не подведу. Чего только ни приходилось делать — никогда тебя не подводила. Ты только скажи, что…

— Тише, перестань суетиться, — обрываю ее. — Ты-то, может, и не подведешь, а Утиный Нос, а Ру?

— Ну, Утиный Нос, если только надо действовать, — заверяет, — никогда не подведет!

— Я тоже так думаю. Больше того: в том, что я задумал, он особенно полезным окажется. А вот Ру?

— Ну что ж Ру… Ты и для нее найдешь работу. Лишней не будет. В крайнем случае втроем справимся… Так что за план? Скажи, наконец. Думаешь, когда прилетим, прорваться через кордон? Может, там этот японец поможет, в конце концов, деньги-то ему везем. Пусть подумает.

— Думать поздно. Если аэродром оцеплен, если нас полиция ждет, японец не ждет. Миллионы миллионами, а жизнь дороже. Нет, Белинда, в Токио нам прилетать нельзя, — говорю решительно, — будем брать самолет!

Она таращит глаза и прикрывает рот ладошкой.

— Самолет?

— Самолет, самолет, — говорю спокойно. — Ну, чего уставилась? Не мы первые, не мы последние. Сейчас это стало очень модным. Скоро будут больше брать самолетов, чем банков. Завладеем машиной, повернем на Сингапур, на Цейлон, а еще лучше — подальше, на какие-нибудь маленькие острова, с маленьким царьком, султаном, президентом, чертом-дьяволом. Один из наших чемоданов — ему, чтоб дал убежище, остальные — нам. Переждем трудное время, а там видно будет… Ну как?

— Не знаю, — говорит неуверенно, — вроде все правильно. Но захватить целый самолет… Тут же сотни людей. Летчики наверняка вооружены и эти агенты.

— Другого выхода нет, — говорю. — Будем разрабатывать операцию!

Конечно, женщины обычно умных советов дать не могут. Но все же Белинда опытная — с ней не грех посоветоваться.

Ру по-прежнему безмятежно спит, а Утиный Нос прохаживается по салонам и бросает на наших «опекунов» зловещие взгляды. В конце концов я приказываю ему сесть на место — не хватает еще, чтобы они разгадали наши планы.

Захватить огромный самолет с десятками пассажиров, среди которых наверняка есть здоровые, решительные мужчины, а двое, тут уж сомнений нет, вооруженные полицейские агенты, — дело нешуточное. Будь у нас гранаты, мы пригрозили бы взорвать самолет. Но гранат нет, и нет даже ничего похожего.

А главное, дело для меня новое, непривычное. Ну да ладно, не боги горшки обжигают. Деваться все равно некуда. С моим послужным списком мне петли так или иначе не миновать. Так чем я рискую?

До Токио еще лететь и лететь. Время подготовиться есть. Операцию надо начать, когда мы будем ближе всего от границы и ближе всего по прямой от каких-нибудь островов — от Цейлона, на худой конец, от Сингапура. Эх, жаль, карты нет…

Я присматриваюсь к пассажирам. В первую очередь к тем, что с детьми, — японцы, русские. Какие-то спортсменки, какие-то туристы (ну, им по двести лет), какой-то музыкальный японский ансамбль, судя по всему, балетная труппа. Девчонки не в счет, а вот парней надо остерегаться — у японцев молниеносная реакция, многие владеют дзю-до, джиу-джитсу. Еще, смотрю, двое здоровенных хиппиобразных бородача. Но эти, по-моему, через час — два так накачаются, что и с места встать не смогут.

Насчет русских сказать трудно — они для меня народ незнакомый, сразу не разберешься. Во всяком случае, определить, есть ли среди них агенты воздушной полиции, не берусь. Да и есть ли у них такая полиция? И летают ли ее агенты на самолетах? Черт их знает…

Наконец план мой созревает полностью.

Я созываю свою «команду». Как раз обед (или ужин; в наше время с самолетными скоростями и расстояниями не поймешь, когда завтракаешь, когда ужинаешь). Мы сидим все рядом и шепчемся. Когда я излагаю свой план, эта маленькая дуреха — что бы вы подумали! — приходит в восторг. Только что в ладоши не хлопает. Ну? Как вам это нравится?

И я начинаю думать (зная про нее то, что я знаю), что она, пожалуй, окажется на высоте, что для нее пустить пулю в лоб любому, на кого я укажу, — пара пустяков. Боюсь, как бы еще не пришлось ее сдерживать.

Утиный Нос — тут я спокоен. Это профессионал и понимает, когда надо бить, а когда только угрожать.

Белинда тоже сделает свое дело. Может, с охами и ахами потом, может, с запоздалыми истериками, но сделает. Будет дрожать от страха, но рука у нее не дрогнет. Можно не сомневаться.

Самое трудное — пройти к летчикам. У них дверь наверняка заперта и наверняка бронированная. Кстати, говорят ли они по-английски? Стюардессы-то говорят. А есть ли у стюардесс внутренняя связь из салона с кабиной летчиков?

План наш мы разрабатываем очень точно, сверяем часы прямо как штабные офицеры перед боем.

Я заговариваю со стюардессой. Выясняю, когда мы будем пролетать Иркутск. Насколько я помню, это где-то близко от границы. Или я ошибаюсь? Как бы между прочим спрашиваю, летала ли она на других заграничных линиях? Летала. В Дели, например. А летчики? Конечно. А посадок до Токио не будет? Она удивленно смотрит на меня. Нет, конечно, разве я не смотрел билет? Ну все-таки, такое расстояние, вдруг горючего не хватит? Она улыбается моей наивности. Господин пассажир может быть спокоен. Все рассчитано. Она, например, летала в Токио тридцать восемь раз, и никогда ничего не случалось. И смотрит на меня ясными серыми глазами. Я делаю вид, что успокаиваюсь. А ты-то вот зря такая спокойная. Сегодня в твоем тридцать девятом рейсе кое-что случится.

Сколько ей лет? Наверное, двадцать — двадцать два. Но замужем — кольцо на пальце. Или у русских девушки тоже носят кольца? Наверное. Стюардессам же запрещено выходить замуж. Почти во всех авиакомпаниях. В «Аэрофлоте» небось тоже.

Стоит такая красивая, аккуратная, элегантная девушка, доверчиво смотрит на меня, готовая оказать услугу пассажиру. Мне нравится, что русские стюардессы не улыбаются каждую секунду, как наши, словно рекламируют зубную пасту.

Интересно, как она посмотрит на меня своими ясными глазами через полчаса, когда я выну пистолет…

Сейчас надо думать только об одном — о главном, сосредоточиться на этом.

Я благодарю сероглазую стюардессу, сажусь на место, закрываю глаза. За окнами сумерки. То ли вечер подступает, то ли мы летим в тучах.

Сколько я так сижу? Полчаса? Минуту? Десять секунд?

Наконец сбрасываю с себя оцепенение, смотрю на часы.

Пора!

Встаю, оглядываю салон. Время выбрано удачно. После обеда большинство пассажиров спит или дремлет.

А наши «опекуны»? «Спортсмен» спит, а поджарый нет, читает какой-то журнал — да, с этим надо держать ухо востро. Стюардессы куда-то исчезли. Тоже, наверное, отдыхают.

Я обмениваюсь взглядом со своими.

Они нахмурены, но спокойны. Белинда бледна, как мертвец, Ру, наоборот, от возбуждения вся раскраснелась, глаза сверкают. Утиный Нос нащупывает пистолет под мышкой.

Первой встает Белинда и идет в хвост самолета в туалет. Поджарый провожает ее внимательным взглядом. Вот черт!

Потом поднимается Ру и уходит в носовой туалет. Через минуту я направляюсь туда же и делаю вид, что жду, пока туалет освободится.

Утиный Нос остается сидеть.

Наконец в хвосте самолета появляется Белинда. Она внимательно оглядывает салон, неторопливо раскрывает сумочку и вынимает пистолет.